Иэн Макьюэн Невыносимая любовь Иэн Макьюэн Невыносимая любовь
Скачать 0.82 Mb.
|
|
6 В нашем веке было время, когда корабли, белые океанские лайнеры, как, например, те, что роскошно рассекали волны Атлантики между Лондоном и Нью-Йорком, вдохновляли на создание новых форм местной архитектуры. Нечто напоминающее «Куин Мэри» налетело в двадцатые годы на рифы Мэйда-Вейл, от этого теперь остался лишь капитанский мостик – наш многоквартирный дом. Он белеет, как ободранный ствол среди обычных деревьев. У него закругленные углы, иллюминаторы в туалетах и особенное освещение на спиралях обмелевших лестничных колодцев. Низкие, продолговатые окна в стальных рамах противостоят шквалам городской жизни. На полу – дубовый паркет, способный выдержать сколь угодно щеголеватых пар, одновременно отбивающих чечетку. Две квартиры на самом верху – получше других: там несколько окон в потолке и железная лесенка в полтора пролета, ведущая на плоскую крышу. Наши соседи – преуспевающий архитектор и его приятель, который следит за домом, – устроили на своей территории изысканный сад, где клематисы аккуратно обвивают жерди и суровые острые листья пробиваются между больших гладких речных камней, в японском стиле разложенных по черным деревянным ящикам. В первый безумный месяц после переезда наши с Клариссой скромные декораторские способности и потребности в обустройстве гнездышка исчерпались еще в квартире; на нашей части крыши не было ничего, кроме пластикового стола с четырьмя стульями, намертво прикрученными на случай сильного ветра. Здесь можно было сидеть среди телевизионных антенн и спутниковых тарелок – покатая крыша под ногами, морщинистая и пыльная, как слоновья шкура, – и смотреть на зелень Гайд-парка под монотонный шум лондонского транспорта. С противоположной стороны стола открывался великолепный вид на ухоженную соседскую святыню, а дальше тянулись сумрачные крыши бесконечных северных пригородов. Здесь я и устроился в семь часов на следующее утро. Оставив Клариссу спать дальше, я взял с собой кофе, газету и отпечатанную вчера статью. Но вместо того чтобы читать свой или чужие опусы, я задумался о Джоне Логане и о том, как мы его убили. Вчера события того дня будто померкли. А сегодняшнее яркое солнце бросило свет на всю картину и оживило ее. Разглядывая свои царапины, я снова ощущал в руках веревку. Я занялся подсчетами. Если бы Гэдд оставался в корзине со своим внуком, если бы все остальные не выпускали веревок, и из расчета, что каждый из нас весил не менее шестидесяти пяти килограммов, нашего общего веса в триста двадцать пять килограммов наверняка хватило бы, чтобы удержать корзину на земле. Если бы кто-то из нас первым не выпустил веревку, остальные наверняка остались бы на своих местах. Но кто же был первым? Не я. Не я. Я даже произнес это вслух. Вспомнил стремительно падающую фигуру и то, как воздушный шар внезапно подбросило вверх. Однако я не мог сказать, прямо передо мной пролетела эта фигура или, быть может, справа или слева. Если бы я мог это вспомнить, я смог бы назвать человека. Можно ли осуждать его? Пока я пил кофе, внизу час пик начал свое медленное крещендо. Трудно было найти ответы на все вопросы. Фразы, банальные и разумные, приходили мне на ум, но ничего не объясняли. С одной стороны, первый камешек в оползне, а с другой – самовольный выход из строя. Причина, а не морально ответственное лицо. Стрелка весов колеблется от альтруизма до эгоизма. Была ли то паника или простой расчет? Действительно ли мы убили его или просто отказались умереть вместе с ним? Но если бы мы были с ним, остались с ним – никто бы не умер. Другой волновавший меня вопрос – должен ли я навестить миссис Логан и рассказать ей, как все произошло. Она должна узнать от очевидца, что ее муж был героем. Я представил, как мы с ней сидим на деревянных табуретках друг напротив друга. Она закутана в черное, фарсовый вдовий траур, мы находимся в тюремной камере с зарешеченным окном. Двое ребятишек жмутся к ее ногам, не решаясь поднять на меня глаза. Моя камера, моя вина? Этот образ пришел ко мне с полузабытого викторианского полотна, сюжетной картины с подписью «Когда в последний раз ты видел отца?». Сюжет – от этого слова у меня заныло под ложечкой. Что за чушь написал я прошлой ночью! Разве возможно рассказать миссис Логан о жертве ее мужа, не привлекая внимания к нашей собственной трусости? Или сглупил он сам? Он был героем, а пославший его на смерть – слабаком. Или мы все уцелели, а он один оказался болваном, не сумевшим сложить два и два. Я так запутался во всем этом, что не заметил Клариссу, пока она не села за стол напротив меня. Улыбнувшись, она послала мне воздушный поцелуй. Она грела руки о чашку с кофе. – Ты об этом думаешь? Я кивнул. Я должен был рассказать ей, прежде чем ее доброта и наша любовь сделают меня лучше. – Помнишь, в тот день, когда это случилось, мы уже заснули и вдруг зазвонил телефон. – А, ошиблись номером. – Звонил тот парень, с хвостиком. Тот, который все хотел, чтобы я помолился. Джед Перри. Она нахмурилась. – Почему же ты не сказал? Что он хотел? Я выпалил: – Он сказал, что любит меня... На мгновение весь мир оцепенел, ожидая, когда до нее дойдет сказанное. А потом она рассмеялась. Легко и весело. – Джо! И ты молчал! Стеснялся, дурачок? – Это еще не все. И знаешь, я переживал, что не сказал тебе сразу, и мне становилось все хуже. А прошлой ночью я не хотел все испортить. – Что же он сказал? Просто «я тебя люблю», и все? – Да. Он сказал, я чувствую то же самое. Я люблю тебя... Кларисса совсем по-девчоночьи прижала ладошку к губам. Я не ожидал такого восторга. – Тайная гомосексуальная любовь с набожным педерастом! – Ну хватит, хватит. – Но ее смешки приносили мне огромное облегчение. – Это еще не все. – Вы решили пожениться. – Послушай. Вчера он следил за мной. – Вот это да! Он, наверное, влюбился по уши. Я знал, что должен боготворить ее за это легкомыслие и за спокойствие, которое я обретал. – Кларисса, это страшно. – Я рассказал ей о чьем-то присутствии в библиотеке и о том, как выбегал на площадь. Она перебила: – Но ведь на самом деле ты не видел его в библиотеке? – Я видел его ботинок, когда он выходил за дверь. Белая кроссовка с красным шнурком. Это точно он. – Но ведь лица ты не видел. – Кларисса, это был он. – Только не сердись, Джо. Ты ведь не видел его лица, и его не оказалось на площади. – Нет. Он исчез. Теперь она смотрела на меня по-другому и говорила осторожно, будто сапер, исследующий мину. – Я вот что не поняла: тебе казалось, что за тобой следят, еще до того, как ты увидел его кроссовки? – Было просто ощущение. Довольно неприятное. Я не чувствовал этого, пока там, в библиотеке, у меня не выдалось времени, чтобы все проанализировать. – А потом ты его увидел? – Да. Его кроссовку. Взглянув на часы, она отпила из кружки. Она уже опаздывала на работу. – Тебе пора, – сказал я, – мы можем поговорить и вечером. Она кивнула, но не двинулась с места. – Я не очень понимаю, что тебя так расстраивает. Какой-то бедняга помешался на тебе и бродит за тобой. Ну и что, Джо, это просто смешно! Забавная история, которую ты будешь пересказывать друзьям. В худшем случае – мелкое хулиганство. Не переживай так. Мне стало как-то по-детски грустно, когда она поднялась со стула. Мне нравилось то, что она говорит. Я хотел слышать это снова и снова на разные лады. Она обошла стол и поцеловала меня в макушку. – Ты слишком много работаешь. Относись ко всему проще. И не забывай, что я тебя люблю. Люблю. И мы поцеловались, на сей раз страстно. Вслед за ней спустившись в квартиру, я глядел, как она собирается. Может, из-за озабоченной улыбки, которую она бросила мне, суетливо укладывая вещи в портфель, а может, из-за извиняющегося тона, которым сообщила, что вернется в семь и будет звонить в течение дня, только я, стоя на гладком паркете, предназначенном для танцев, чувствовал себя пациентом психбольницы, с которым прощаются до следующего раза навестившие его родственники. «Не оставляй меня здесь с моими мыслями, – думал я. – Избавь меня от них». Она надела пальто, открыла входную дверь, собираясь что-то сказать, но промолчала. Вспомнила про какую-то нужную книгу. Пока она ходила, я топтался у двери. Я знал, что именно хочу рассказать, и, возможно, время для этого еще не упущено. Перри не «какой-то бедняга». Этот человек связан со мной, как и с теми рабочими с фермы, общим опытом, общей ответственностью или, по крайней мере, общей причастностью к смерти другого человека. Кроме того, Перри хотел, чтобы я с ним помолился. Может быть, он был обижен. Может, он какой-нибудь мстительный фанатик. Кларисса вернулась с книжкой и принялась засовывать ее в портфель, держа в зубах еще какие-то бумаги. Она уже почти ушла. Когда я начал свой монолог, она поставила портфель на пол, чтобы освободить рот и руки. – Извини, Джо. Извини. Я и так уже опоздала. Это ведь лекция. – Она помедлила, мучаясь сомнениями. – Ладно, давай рассказывай, только очень быстро. Меня выручил зазвонивший телефон. Я-то думал, что у нее встреча с аспиранткой, а не лекция и, задерживая ее, я экономлю ее время. – Иди, я возьму трубку, – бодро сказал я. – Вечером поговорим. Она быстро поцеловала меня и исчезла. Подходя к телефону, я слышал ее шаги на лестнице. – Джо? – раздался в трубке голос – Это Джед. На миг лишившись дара речи, я удивился этой своей реакции. Ведь он уже звонил вчера, его имя вертелось у меня на языке и в мыслях. Его образ настолько занимал меня, что я забыл о его реальном существовании и не считал за живого человека, способного воспользоваться телефоном. Назвав свое имя, он замолчал, а потом заговорил – в полной тишине. – Ты звонил мне. Он тоже знал, как связаться с последним звонившим. Телефон перестал быть просто телефоном. Безжалостное хитроумное приспособление позволяло вторгаться в личную жизнь. – Чего ты хочешь? – Произнося эти слова, я уже раскаивался. Меня не интересовало, что он хочет, я вообще не хотел с ним говорить. Скорее это был не вопрос, а демонстрация враждебности. Как и следующая фраза: – Кто дал тебе мой номер? Перри, казалось, обрадовался. – Это целая история, Джо. Я отправился... – Мне неинтересны твои истории. Я не хочу, чтобы ты мне звонил. – Я чуть было не прибавил «и ходил за мной», но почему-то сдержался. – Нам нужно поговорить. – Мне не нужно. Я услышал, как Перри глубоко вздохнул. – Думаю, нужно. По крайней мере, ты должен меня выслушать. – Сейчас я повешу трубку. Если ты позвонишь еще раз, я обращусь в полицию. Фраза показалась мне глупой, из разряда бессмысленностей, употребляемых людьми, например: «Я подам в суд на этого негодяя!» Я знал полицейских нашего участка. Они были очень заняты и умело расставляли приоритеты. Проблемы вроде моей граждане должны решать самостоятельно. Перри немедленно отреагировал на мою угрозу. Его голос зазвучал выше, а слова посыпались быстрее. Он должен был высказаться раньше, чем я его отсеку. – Послушай, я обещаю. Давай встретимся один раз, только один раз. Выслушай меня, и тебе больше не придется иметь со мной дело. Я обещаю. Торжественно обещаю. Торжественно. Скорее, панически. Я задумался: может, увидеться с ним, пусть он поглядит на меня и поймет, что я не гожусь для его фантастического мира. Пусть выговорится. А может, пойти по другому пути. Я мог бы изобразить отстраненное любопытство. Когда вся эта история закончится, знать что-нибудь о Перри будет очень важно. Иначе он так и будет оставаться моим отражением, а я – его. Промелькнула мысль заставить его привести с собой его бога, чтобы тот подтвердил это торжественное обещание. Но мне не хотелось его провоцировать. Я спросил: – Где ты находишься? Он поколебался немного. – Я могу прийти. – Нет, скажи, где ты находишься. – Я в телефонной будке в конце твоей улицы. Так он сказал – будто спросил, без всякого смущения. Был раздосадован, но сумел это скрыть. – Ладно, – сказал я. – Сейчас буду. Я повесил трубку, надел пальто, взял ключи и вышел из квартиры. И с удовольствием обнаружил, что запах духов Клариссы еще витает в воздухе – вдоль всей лестницы, до самого низа. 7 За нашим домом тянулась наверх улица с платанами, на которых только что распустились листья. Ступив на тротуар, я сразу заметил Перри – он стоял на углу, под деревом, метрах в ста. Увидев меня, вынул руки из карманов, скрестил их на груди, потом бессильно опустил. Сделал несколько шагов в мою сторону, но передумал и вернулся под дерево. Я медленно пошел к нему, чувствуя, как тает мое беспокойство. Когда я приблизился, Перри еще больше отступил к дереву, прислонился к нему спиной и принял безразличный вид, засунув большой палец в карман брюк. Но выглядел он жалко. Он казался ниже, одна кожа да кости, от ловкого индейского воина остались лишь собранные в хвостик волосы. Не поднял глаз, когда я подошел, точнее, нервно скользнул взглядом по моему лицу и сразу опустил глаза. Вытаскивая руку из кармана, я испытывал облегчение. Кларисса была права, он всего лишь безобидный парень со странностями, самое большее – мелкая помеха, и вряд ли опасен, как я воображал. Съежившийся под свежей платановой листвой, он выглядел жалко. Произошел несчастный случай, последствия пережитого шока исказили мое восприятие действительности. Триллер оказался фарсом. Его рукопожатие нельзя было назвать крепким. Я заговорил с ним строго, но все же с некоторой теплотой. По возрасту он вполне годился мне в сыновья. – Ну, выкладывай, в чем дело. Он сказал: – Там можно выпить кофе, – и кивнул в сторону Эджуэй-роуд. – И здесь нормально, – сказал я. – У меня не так много времени. Снова поднялся ветер, из-за тусклого солнечного света казавшийся более пронзительным. Запахнув пальто и завязав пояс, я украдкой взглянул на ботинки Перри. Сегодня на нем были не кроссовки. Коричневые ботинки из мягкой кожи, возможно, ручной работы. Я отошел и прислонился к ближайшей стене, скрестив руки. Перри отодвинулся от дерева и встал напротив меня, исследуя свои ботинки. – Думаю, лучше все-таки нам пойти. – В его голосе послышались жалобные нотки. Я молча ждал. Он вздохнул, оглядел улицу, где я живу, и проводил взглядом проезжающую машину. Поднял глаза на груды кучевых облаков, изучил ногти на правой руке, так и не решаясь взглянуть на меня. Когда он наконец заговорил, мне показалось, его взгляд был прикован к трещине в асфальте. – Кое-что произошло, – сказал он. Поскольку продолжать он не собирался, я спросил: – Что же именно? Он глубоко вздохнул, так и не поднимая на меня взгляда. – Ты знаешь, о чем я, – угрюмо произнес он. Я попытался ему помочь. – Мы говорим о том несчастном случае? – Ты знаешь, о чем я, но хочешь, чтобы я сказал. – Да уж, так будет лучше. Мне скоро уходить. – Все дело в контроле, правда? – Он быстро глянул на меня с подростковым вызовом и снова опустил глаза. – Глупо играть в игры. Почему бы тебе просто не взять и не сказать. В этом нет ничего постыдного. Я взглянул на часы. В это время мне лучше всего работалось, к тому же еще нужно было съездить в центр забрать книгу. К нам приближалось пустое такси. Перри тоже его заметил. – Думаешь, во всей этой истории ты выглядишь круто? Но это же смешно. Ты не сможешь удержать это в себе, ты ведь знаешь. Теперь все изменилось. Прошу тебя, не разыгрывай этот спектакль. Прошу тебя... Он проводил взглядом такси. Я сказал: – Ты просил о встрече, потому что хотел мне что-то сказать. – Ты очень жесток. Но сила на твоей стороне. Он снова набрал полную грудь воздуха, как будто готовился выполнить сложный цирковой трюк. Он сумел поднять на меня глаза и сказал просто: – Ты меня любишь. Ты меня любишь, и мне остается только любить тебя в ответ. Я промолчал. Перри снова глубоко вздохнул. – Я не знаю, почему ты выбрал меня. Знаю лишь, что теперь тоже люблю тебя. В этом причина нашей встречи и ее цель. Мимо промчалась неотложка с завывающей сиреной, и нам пришлось подождать. Я размышлял, как лучше отреагировать и поможет ли демонстрация негодования избавиться от него, но за несколько секунд вынужденной паузы решился говорить твердо и разумно. – Послушайте, мистер Перри... – Джед, – быстро сказал он. – Зови меня Джед. – Его вопросительный тон куда-то исчез. Я продолжил: – Я не знаю вас, не знаю, где вы живете, чем занимаетесь; не знаю, кто вы такой. И не особенно стремлюсь узнать. Мы виделись с вами один раз, и должен сказать, я не испытываю к вам ни малейших чувств по этому поводу. Перри пытался перебить меня, продолжая порывисто дышать. Он выставил руки, словно желая оттолкнуть от себя мои слова. – Пожалуйста, не делай этого... Ты все делаешь не так, правда. Ты не должен так поступать со мной. Внезапно мы оба замолчали. Я подумал, не пора ли оставить его и пойти искать такси. Возможно, разговоры только ухудшают ситуацию. Перри скрестил руки и заговорил нормальным тоном, «как мужчина с мужчиной». Я почувствовал, что, возможно, он пародирует меня. – Послушай. Ты не должен так к этому относиться. Ты можешь избавить от страданий нас обоих. – Ты ведь вчера следил за мной? – спросил я. Он отвел взгляд и промолчал, я счел это подтверждением. – С чего ты взял, что я тебя люблю? – Я постарался, чтобы вопрос звучал искренне, а не риторически. Мне и вправду было интересно, хотя по-прежнему хотелось уйти. – Не надо, – почти прошептал Перри. – Прошу тебя, не надо. – Его нижняя губа тряслась. Но я усилил нажим: – Насколько я помню, мы говорили там, у подножия холма. Ничего удивительного, что после таких событий ты чувствуешь себя странно. Я и сам себя странно чувствую. На этих словах, к моему великому удивлению, Перри закрыл лицо руками и разрыдался. Он пытался что-то сказать, но я поначалу ничего не расслышал. Потом разобрал. – Почему? Почему? Почему? – твердил он. А потом, немного успокоившись, он выговорил: – Что я тебе сделал? Почему ты так себя ведешь? – За этим вопросом последовал новый поток слез. Я отошел от стены, где стоял, и двинулся прочь. Он шел за мной, пытаясь справиться с голосом. – Я не могу, как ты, контролировать свои чувства, – сказал он. – Я понимаю, именно это дает тебе власть надо мной, но я ничего не могу с этим поделать. – Поверь, мне не нужно контролировать какие-то чувства. Он вглядывался в мое лицо с жадностью и отчаянием. – Если это шутка, то уже не смешная. Она вредит нам обоим. – Послушай, – не выдержал я, – мне пора идти. И надеюсь, что больше я тебя не услышу. – Боже, – заныл он, – ты говоришь такое, да еще с таким лицом. Неужели ты вправду этого хочешь? Я почувствовал, что задыхаюсь. Развернувшись, я быстро пошел к Эджвер-роуд. Я слышал, как он бежит за мной. Вдруг он вцепился мне в рукав и попытался взять меня за руку. – Пожалуйста, пожалуйста, – невнятно бормотал он. – Ты же не можешь вот так все бросить. Скажи что-нибудь, мне нужна самая малость. Правда или хотя бы часть правды. Скажи только, что мучаешь меня, я не буду спрашивать зачем. Только сознайся, что это так. Я выдернул руку и остановился. – Я не знаю, кто ты такой. Я не понимаю, чего тебе нужно, и мне это не интересно. А теперь оставь меня в покое! Неожиданно он обиделся: – Очень смешно. Ты даже не пытаешься разубедить меня. Это оскорбительнее всего. Он упер руки в бока, и я впервые поймал себя на расчетах, насколько он опасен физически. Я был крупнее и все еще в неплохой форме, но я ни разу в жизни никого не ударил, а он со своими огромными костяшками был на двадцать лет моложе и в отчаянии. Я выпрямился, чтобы казаться выше. – Мне и в голову не приходило тебя оскорблять, – сказал я. – До этого момента. Перри убрал руки с бедер и продемонстрировал мне открытые ладони. Больше всего меня утомляло многообразие его эмоций и скорость, с которой они менялись. Безумие, слезы, отчаяние, неясная угроза и, наконец, открытая мольба: – Джо, прошу тебя, посмотри на меня, вспомни, кто я такой, вспомни, что ты почувствовал тогда, при первой встрече. Белки его глаз были исключительно чисты. На секунду он встретился со мной взглядом и снова отвел глаза. Я заметил, что это некий нервный тик, который начинается у него во время разговора. Он ловил взгляд, потом поворачивал голову и обращался к невидимому собеседнику, стоящему сбоку, или какому-то созданию, сидящему у него на плече. – Не отрицай нас, – сказал ему Перри на этот раз. – Не отрицай того, что у нас есть. И прошу тебя, не играй в эти игры со мной. Я знаю, тебе нелегко дается эта мысль, ты будешь ей сопротивляться, но в том, что мы встретились, была цель. Я собирался идти не останавливаясь, но его страстность на мгновение остановила меня, и я почувствовал достаточно сильное любопытство, чтобы переспросить: – Цель? – Что-то пробежало между нами, там, на холме, после падения. Это была чистая энергия, чистый свет? – Перри начал приходить в себя, его сиюминутное горе прошло, и в его фразы вернулась вопросительная интонация. – Факт твоей любви ко мне и моей к тебе не так важен. Это лишь средство... – Средство? Он обращался к моим сдвинутым бровям, словно объясняя дурачку очевидные вещи: – Средство привести тебя к Господу через любовь. Ты как безумный борешься с этим, потому что ты сам еще очень далеко от собственных чувств? Но я знаю, Христос живет в тебе. Где-то в душе, и ты это знаешь. Именно поэтому ты так сопротивляешься всем своим разумом, логикой, знаниями и этим отстраненным тоном, будто не являешься частью целого? Можешь делать вид, что не понимаешь, о чем я говорю, тебе ведь хочется обидеть и унизить меня, но главное, что я пришел с дарами. Цель состоит в том, чтобы привести тебя к Христу, который есть в тебе и который есть ты. В этом и заключается дар любви. Все очень просто? Я слушал его монолог, стараясь подавить зевоту. Но он был так искренен, так безобиден и подавлен и нес такую чепуху, что я почувствовал к нему настоящую жалость. – Послушай, – произнес я как можно мягче, – чего именно ты хочешь? – Я хочу, чтобы ты открылся для... – Да, да. Но что именно я должен сделать? Или мы должны? Вопрос оказался для него трудным. Он замялся и, прежде чем ответить, взглянул на нечто, сидящее на его плече. – Я хочу тебя видеть. – И что именно делать? – Говорить... узнавать друг друга. – Только говорить? И больше ничего? Он не ответил и не поднял на меня глаз. Я продолжил: – Ты все время повторяешь слово «любовь». Может, мы говорим о сексе? Может, ты этого хочешь? Очевидно, мой удар пришелся ниже пояса. В его голосе опять послышались ноющие нотки: – Ты же прекрасно знаешь, мы не можем говорить об этом в таком тоне. Я уже объяснял, мои чувства не имеют значения. Существует цель, о которой на данном этапе ты можешь и не догадываться. Он говорил еще что-то в том же духе, но я почти не слушал. Как странно было стоять в собственном пальто, на собственной улице, холодным майским утром, во вторник, и разговаривать с незнакомцем в терминах, больше подходящих для любовного романа или брака на грани развода. Словно сквозь брешь в моем собственном существовании я провалился в другую жизнь, с другим набором сексуальных предпочтений, другим прошлым и будущим. Я очутился в мире, где другой мужчина мог сказать мне: «Мы не можем говорить об этом в таком тоне» и «Мои чувства не имеют значения». Меня изумляло и то, что сам я не употреблял фраз вроде «Да ты кто вообще такой?», «Что за бред ты несешь?». Язык, на котором говорил Перри, вызывал во мне старые эмоциональные подпрограммы. Усилием воли я старался отделаться от ощущения, будто чем-то обязан этому человеку, что проявляю неблагоразумие, что-то скрывая от него. В каком-то смысле я принимал участие в этой домашней драме, хотя нашим домом был лишь этот тротуар, заляпанный птичьим пометом. Кроме того, мне было интересно, понадобится ли мне помощь. Перри знал, где я живу, а я не знал о нем ничего. Я перебил его: – Будет лучше, если ты дашь мне свой адрес. Он вынул из кармана карточку, на которой было напечатано его имя и адрес на Фрогнал-лейн в Хэмпстеде. Я убрал карточку в бумажник и прибавил шагу. Я заметил еще одно приближающееся такси. Мне было все еще немного жаль Перри, но уже было ясно, что разговорами делу не помочь. Он торопливо шагал сбоку от меня. – Куда ты поедешь? – Он напоминал любопытного ребенка. – Попрошу больше меня не беспокоить, – ответил я и поднял руку, чтобы остановить такси. – Я знаю, что ты чувствуешь на самом деле. Если ты устраиваешь мне проверку, то это абсолютно лишнее. Я никогда не предам тебя. Машина остановилась, я открыл дверцу, чувствуя, что начинаю сходить с ума. Когда я попытался захлопнуть дверцу, оказалось, что Перри вцепился в нее. Он не пытался сесть в машину, но у него явно было что сказать напоследок. – Я знаю, в чем твоя проблема. – Он наклонился ко мне и сообщил, перекрывая урчание двигателя: – Ты слишком добрый. Только все равно придется посмотреть боли в лицо, Джо. Единственный выход для нас троих – все обсудить. Я собирался хранить молчание, но не смог удержаться: – Троих? – Кларисса. Лучше сказать ей все начистоту... Дальше я слушать не стал и, сказав таксисту: «Поехали», – обеими руками дернул дверь на себя. Когда мы отъехали, я обернулся. Перри стоял на дороге и махал мне вслед, махал печально, хотя выглядел при этом тем не менее как человек, счастливый в любви. |
Похожие:
 | Иэн Макьюэн Невыносимая любовь Иэн Макьюэн Невыносимая любовь Стивена Уайнберга; «Инстинкт языка» Стивена Пинкера; «Ошибка Декарта» Антонио Дамасио; «Моральное животное» Роберта Райта; «Книга... | | Иэн
Леонидовна
Макьюэн
Цементный
сад Иэн Макьюэн — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом),... |
| Иэн макьюэн амстердам Двое бывших любовников Молли Лейн стояли у часовни крематория спиной к холодному февральскому ветру. Обо всем уже было говорено,... | | Иэн
Юрьевич Макьюэн
Черные
собаки [= Черные
псы] И сумма несчастий не уменьшится, пока оно обитает там. Без революции во внутреннем мире, сколь угодно долгой, все гигантские планы... |
| Иэн Бэнкс Осиная фабрика Иэн Бэнкс Осиная фабрика В день, когда я услышал, что мой брат сбежал, я обходил Жертвенные Столбы… к тому времени я уже знал, что-то должно было случиться;... | | Утро моё началось в городе Юрьев. С самого раннего утра мне нужно было ехать учиться. На улице была невыносимая стужа, и моросил дождь. Я шёл по торговым рядам, словно по свалке Бутылки, обёртки от всякой полунатуральной дряни, плевки, разлитые напитки и невыносимая вонь грязью и алкоголем, этот дух не выветривался... |
| Небесная любовь земная любовь Что такое земная любовь Чувство расположения к другим, рождающееся в сердце. Земная любовь – это эмоция, страсть | | Любовь истинная и фальшивая «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не... |
| Любовь и влюбленность Строить семью нужно по любви", говорят одни родители своим детям. "Любовь пройдет ", спорят другие. "Настоящая любовь не проходит",... | | Любовь-наша жизнь!!! Каждый человек кого-то любит. В любви лишь двое. Остальное – декорации. Любовь это желание жить. Любовь это не выбор, а судьба. Любовь... |
| Latest Message from Archangel Michael “love is a natural stare of being” Transmitted Through Ronna Herman Любовь – естественное состояние; Любовь, поддерживающая Жизнь, врождённое состояние Существа. Когда любовь излучает Силу в вашей... |